В лабиринтах памяти. Студент – это состояние души! - Евгений Беляков

Когда преподаватель начинал писать на доске условие задачи, я уже знал ее ответ. Прозевав в аудитории несколько дней среди абитуриентов уже отслуживших в Советской Армии и за два-три года успевших изрядно подзабыть школьную программу, жадно впитывающих каждый бит даваемой им информации, я засобирался и, пообещав вернуться к первому экзамену, отправился домой отдыхать.

Первые три экзамена сдал легко, практически не напрягаясь: устные математику и физику на «отлично», а письменную математику на «хорошо». Последнее обстоятельство меня несколько насторожило. Оказывается, в институте никого не волновали мои школьные заслуги и, если там я почивал на лаврах и мне прощались любые мелкие оплошности, то здесь я легко на них потерял один балл. И кто? Я! Победитель многих олимпиад!

Это немного отрезвляло и заставляло насторожиться перед последним экзаменом – русским и литературой письменно. Тем более наш казак из Краснодара уже «зацепил» «банан» по одному из предметов, и просто ожидал осенних экзаменов, чтобы поступать на заочное отделение. Он днями напролет валялся на своей кровати и перебирал пальцами струны гитары, бессмертными аккордами ледзеппелиновского «Stairway to heaven», призывая нас не расслабляться.

Хотя и без его обращений к классике я понимал, что этот экзамен может оказаться как билетом в счастливую студенческую жизнь, так и путевкой в Советскую Армию. Тем более что если с литературой у меня все «прокатывало», в школе я много читал и Достоевского впервые взял в руки задолго до школьной программы, то о русском языке такого не скажешь. Хромала грамматика, а подчерку мог позавидовать любой шифровальщик.

С появлением компьютеров этот мой недостаток нивелировался. Это сейчас всезнающий Word укажет на промахи и вовремя подчеркнет ошибки, но тогда персоналок не существовало, и следить при письме приходилось как за правописанием, так и за грамматикой. Кстати о персоналках, год семьдесят пятый оказался судьбоносным в истории научно-технического прогресса, в частности персональных компьютеров. Именно в этом году Билла Гейтса выгнали из Гарвардского университета, но к счастью его не «клинило» на высшем образовании. В общем, последний экзамен представлял для меня серьезную проблему.

Поэтому, когда за день до судьбоносного испытания подвернулась шабашка, всем личным составом комнаты, не задумываясь, мы предпочли томительному напряженному ожиданию приближающегося испытания, здоровый, высокооплачиваемый труд – вчетвером разгрузив вагон со спиртным, прибывший из братской, в те времена, Грузии. Вагон оказался загруженным винами и коньяком, как, впоследствии, оказалось неважных вкусовых качеств. Правда, обладали эти напитки одним неоспоримым достоинством – для нас они оказались бесплатными, а на халяву, как говорится, и уксус сладок.

Я впервые видел, чтобы бутылки со спиртным транспортировались безо всякой тары прямо на полу вагона, сложенные в эдакие поленницы, высотой около метра. Наша задача заключалась в том, чтобы складывать бутылки в пустые ящики, а их, в свою очередь, грузить на машины. При этом норматив составлял бой одной бутылки на ящик тары, об этом нам поведал экспедитор (представляю какие доходы, он имел с каждого вагона), но мы работали без боя. Словом помимо денег мы принесли с этой шабашки полтора-два десятка бутылок коньяка и вин.

Русский и литературу я все-таки закатал на трояк и, набрав, на один балл больше проходного успокоился в ожидании собеседования. Вместе со мной проскочили и мои земляки. Каждый вечер трофеями, принесенными с шабашки, мы отмечали наш триумф, одновременно оказывая моральную поддержку доморощенному Пэйджу. Не случайно полная грусти и печали, «Лестница на небеса», иногда начинала обретать маршевую твердость.

Мы точно знали и дату собеседования и день триумфального возвращения на Родину, поэтому за сутки до столь важного события и одновременно момента отъезда нам предстояла нелегкая задача опустошить «винные погреба».

Замечательное время – молодость. Энергетика созидательных сил настолько высока, что не существовало задач, которые не оказались бы по плечу. Справились мы и с погребами. На следующий день, с трудом перемещаясь во времени и пространстве, мы прошли собеседование: каждый в спарринге с представителем приемной комиссии. Члены комиссии и сами когда-то прошли школу студенчества, потому относились к нашему состоянию с пониманием и мужской солидарностью.

Вечером «новоиспеченные» студенты отправились на Родину. Уезжали для того, чтобы через три недели вернуться. Вернуться в новую жизнь!

Глава 8. Арбузы

Точнее было бы назвать эту главу – картошка. Почему именно картошка? Вообще советского человека с этой уроженкой Америки, завезенной к нам Петром Великим, связывало очень многое. Сравнительно недорогая, неприхотливая культура покорила огромные просторы Страны Советов, быстро прижившись в качестве национального кушанья на столах большинства полуголодных строителей Коммунизма.

Уже с детства, задорной пионерской песней, нас программировали на пожизненный союз с популярным корнеплодом:

Ах, картошка, объеденье,Пионеров идеал.Тот не знает наслажденья,Кто картошки не едал.

Не случайно в советское время картошка оказалась символом принудительных бесплатных работ по уборке урожая корнеплода-кормильца, на бескрайних просторах полей советских колхозов и совхозов. Надо отдать должное касалось это и других сельскохозяйственных культур, например, мне в школе приходилось участвовать в уборке винограда и кукурузы, но в историю почему-то любые эти работы вошли под названием «картошка».

Возможно, ближе к Москве она представляла доминирующую сельхоз-культуру, а политика Коммунистической партии и правительства формировалась на ближних полях боевых действий в борьбе за урожай. Вспомним, например В. Высоцкого:

Товарищи ученые! Доценты с кандидатами!

Замучились вы с иксами, запутались в нулях!

Сидите, разлагаете молекулы на атомы,

Забыв, что разлагается картофель на полях.

И если в этих битвах доставалось даже светилам науки, то, что уж говорить о студентах. Их гнали в первых шеренгах этих халявных легионов, закрывая хилыми, полуголодными телами дыры социалистической экономики. Мой знакомый учился в советском тогда Таджикистане, им доставалась своя «картошка» – хлопок. По его рассказам, сбор хлопка представлял собой каторжный труд в угоду амбиций партийной элиты союзной республики, зарабатывавшей свои звезды героев социалистического труда посредством рабской, дармовой рабочей силы интеллигенции.

К чему это я? Да к тому, что на уборке именно картошки, мне к счастью побывать не пришлось никогда!

На границе лета и осени семьдесят пятого мы с Вовочкой в назначенный день появились в условленном месте сбора. Жаркие августовские дни пусть и утомляли еще зноем на солнцепеке, но уже несли в себе едва уловимые признаки приближающейся осени. Расположившись в тени, приятно обдуваемые прохладным ветерком, мы ждали автобус, который повезет на знакомство с основами студенческой жизни. Состоялось оно где-то на границе Ростовской области и Украины, недалеко от городка Матвеев Курган в совхозе с оптимистическим названием «Прогресс».

Им оказалось небольшое село в несколько десятков дворов, с правлением, небольшим общежитием и магазинчиком типа «все в одном». В состав совхоза входили тысячи гектаров возделанных земель, МТС, ток и полевой стан со столовой, в которой нас кормили три раза в день.

Мы шли по безлюдному селу, как бойцы оккупационных войск. Группу приезжих молчаливо разглядывали глазницы окон и нахальные, беспринципные гуси. Сколько человек составлял наш десант, точно не помню, думаю, человек двадцать-двадцать пять вместе с преподавателем, молодым лет тридцати пяти, крепким, мускулистым, коротко стриженым мужичком, с которым у нас сразу сложились позитивные, доверительные отношения.

В день приезда ознакомились с фронтом работ. Нам предстояло заниматься уборкой арбузов и, в качестве акта доброй воли, за дополнительную плату выкопать колодец недалеко от столовой. Забегая вперед, колодец оказался очень глубоким и трое наших ребят, во главе с преподавателем, едва успели его вырыть до конца смены. Нас же бросили в поле на уборку урожая.

Трехразовое питание структурировало дневное время, а в промежутках между приемами пищи нам приходилось работать. Скажу сразу, хотя мне и не доводилось убирать картошку в закрома Родины, но все-таки частным порядком я ее убирал и разница между картошкой и арбузом не соизмеримая.

Во-первых, арбуз крупнее любой картофелины, во-вторых, он весь на поверхности земли, ровной и плотной, слежавшейся за летние месяцы как асфальт. Поэтому уборка арбузов скорее напоминает футбольную тренировку: их просто, не нагибаясь, скатываешь ногами в кучу, а как только подъедет машина, забрасываешь в кузов по схеме двое в кузове, четверо на земле. Вот и вся премудрость – чистый спорт, многоборье.